Жизнь ни за что. Книга первая - Алексей Сухих

Как всё так получилось Людмила и сейчас, смотря в окно поезда, уносившего её из уколовшего болью прошлого, не осозновала. Какое-то помрачение было не поддающееся лечению. «Амок!»21 – как она скажет самой себе потом, прочитав одноимённый рассказ. По-русски она так и не смогла подобрать обозначение своего состояния тогда. Митькин проводил подружек после танцев домой и добился согласия Людмилы на встречу. А через две недели она стала женщиной на том самом диванчике, на котором она обнимала моряка Лёньку и обещалась стать его женщиной навсегда как раз в это же время. И стала женщиной, но не моряка, а лейтенанта Митькина. И очнувшись от прошедшего приступа утраты сознания, она с ужасом поняла, что произошло непоправимое. «Лёнька!», – только и стонала она по ночам и плакала, плакала. А Лёнька посреди моря Лаптевых сбивал с трапов и палубы намерзший за ночь лёд и матерился про себя, вступая в интимные отношения с пароходством, училищем и Северным ледовитым океаном. И мысленно был со своей Красной розочкой.

А Красная розочка была уже не с ним. Лейтенанту надо было уезжать к месту службы в далёкие края, туда, где « на границе тучи ходят хмуро…»

Лейтенант предложил ей выйти за него замуж и забыть все неприятности сбоя с поступлением.

– Офицерские жёны обеспечены, – убеждал Митькин.

– На кой тебе эта жизнь почти в казармах, домохозяйкой в офицерском общежитии, – отговаривала её Валентина.

– Поступишь на заочное отделение и получишь образование, – убеждал Митькин.

– Потеряешь такую любовь! Ты же не любишь Костю, – говорила Валентина,

– Не люблю, – соглашалась Людмила. – Но я же была с ним…

– Какая ерунда, – не соглашалась Валентина. – что ты первая такая. Была бы любовь. А Леонид тебя так любит! И ты только его любишь…

– Я обещала Леониду, что буду только его.

И обняв подругу, Людмила горько зарыдала. А успокоившись и убрав слёзы сказала —

– Ладно! Что меня затуманило – не знаю. Но я не могу предстать перед Леонидом такой вот сегодняшней. Он любит Красную розочку, и пусть я останусь для него Красной розочкой. Он говорил, что встреча со мной – судьба и научил говорить по-турецки это слово: КИСМЕТ! Пусть разлука со мной для него тоже обозначится этим словом. Кисмет! Через неделю мне исполняется восемнадцать, я регистрируюсь с Митькиным и уезжаю.

Родители Людмилы помнили моряка, но переломить её решение не смогли. Состоялась регистрация брака, небольшая свадебная вечеринка и скорый отъезд. Лейтенант вёз в тайгу молодую жену и был счастлив этим. «Быть там одному это – беспробудная пьянь», – говорили опытные офицеры. Подруга курсанта Митькина с ним ехать в тайгу не согласилась. И Митькин был необычайно счастлив, что уговорил стать его женой совсем незнакомую девушку. Огорчало немного, что фамилию его юная жена оставила свою, девичью, да ещё и попросила толи в шутку, толь всерьёз, чтобы он поменял фамилию на «Дмитриева». «Митькин же от имени Митя, т. е. Дмитрия. Вот и стань благозвучнее, не обижая родителей», – сказала ему Людмила при отказе принять его фамилию, скрывая на самом деле тайную мысль, что она пусть и покидает Леонида, но остаётся с фамилией, которую он любил.

Скрылась последняя знакомая деревенька. Всё! Две невольные слезинки выкатились из глаз. Людмила осторожно смахнула их платком. Раскрылась дверь купе, и вышел лейтенант Митькин без кителя и немного растрёпанный. Он хватил полстаканчика на перроне и добавил ещё. Радостные глаза лучились пьяным блеском. Он обнял жену за плечи.

– Зачем плачешь? Маму жалко? Родители должны готовиться к отъезду детей. А я счастлив. Ты такая красивая и я страшно рад. Пойдём, отметим начало самостоятельной семейной жизни…

От Митькина пахло невкусно. Но Людмила повернулась к нему и подтолкнула его в купе, пройдя за ним. Она и сама была не прочь сейчас выпить, забыться. А лейтенант выпивал и был радостен. Он, как и многие лейтенанты, не понимал, что женщина, которую он повёз с собой, его не любит.

1957 год. 4 октября. В Советском Союзе запущен первый в мире искусственный спутник земли.

Сообщение о запуске спутника курсант Сугробин услышал по громкому корабельному радио и кричал вместе со всеми троекратное «Ура!» Корабль шёл в Мурманск. Суровая практика заканчивалась. Впереди виделись радостные встречи.

«Эй, Моряк! Ты слишком долго плавал! Я тебя успела позабыть».

Из плавания Леонид вернулся в середине октября. Курсанты получили полновесную матросскую зарплату, и сошли на берег. Это были уже не мальчишки, а крутые морские волки, просолёные, с накаченными мускулами, повидавшими виды, которые в картинах Айвазовского не прорисованы. В Ленинграде он нашёл несколько писем из дома и ни одного от Людмилы. Леонид дважды делал вызов на телефонный разговор. «Вызываемый абонент на переговоры не явился», – отвечала телефонистка. Дал телеграмму о возвращении, написал письмо, другое. В ответ полное молчание. Он замкнулся, ничего не понимая, но продолжал настойчиво учиться и самообразовываться: книги, музеи, театры. Друзья веселились, дружили с девушками и называли его отшельником. Молодёжь жила только что прошедшим фестивалем молодёжи и студентов в Москве, разучивала принесённый фестивалем новый танец «Рок энд ролл», была раскованной и дерзкой с нравоучительными взрослыми, несмотря на усиливавшуюся критику и сгущавшиеся тучи мракобесия. Леонид не встревал в эту жизнь и ждал отпуска. Отпуск в этот раз состоялся в конце февраля.

Первого, кого он увидал, ступив на перрон, был Витька в шинели с курсантскими погонами и самолётиками в петлицах. Он ошалело взглянул на него и заорал: «Лёнька!» И через мгновение облапил и полез целоваться. «Так здорово, что ты приехал! И Колька здесь. И наши девчонки на каникулах. Я сюда к подруге приехал, сам знаешь, что мои родители уже второй год в Киргизии». «Надо же! Все здесь», – радостно подумал Леонид. Это и впрямь было здорово. Больше этого не повторилось никогда.

Друзья детства все вместе. Они взрослые. Кольке двадцать, Леониду с Витькой по девятнадцать. Вся кампания сидит в ресторане: Виктор с самолётиками в петлицах, Леонид с якорями, Николай с накрахмаленным воротником при галстуке с большим «стиляжным» коком на голове. Ребята со своими девушками из школьной дружбы. Обе они студентки. С Леонидом была Марина Весёлкина. Он встретил её на улице. Она не прошла по конкурсу на дневной, и сейчас обучалась на заочном на филологическом и работала в редакции районки. С Виктором они остались друзьями. Все были рады друг другу и за столом сидели весело. Про Людмилу в общем разговоре никто не вспоминал. С Леонидом о ней разговаривал каждый в отдельности. Он слушал всех и, улыбаясь, отшучивался. Он получил информацию от её первой подруги Валентины, к которой зашёл сразу же по приезде. Валя рассказала всё так, как говорила и думала сама Людмила. Люда срезалась на приёмных экзаменах, и это было не удивительно при том наплыве желающих учиться. Самые пресамые отличники сходили один за другим. Но она была горда и очень переживала. Угнетало её и то ещё, что не было рядом Леонида. И написать ему было некуда, не поплакаться, не обсудить ситуацию. Она вернулась домой и захандрила. Как-то Валентина вывела её на дискотеку. К Людмиле подошел только что произведённый в офицеры красивый лейтенант, учившийся в школе Леонида на два года ранее его. И вправду говорят, что от тоски и от любви лучшее лекарство другая любовь. «Я думаю, – сказала лучшая подруга, – что она засчитала себя неудачницей, а тебя не было, чтобы поцелуями её разуверить и в слабости оступилась. А через неделю они расписались. И не думаю, что она счастлива. Так много слёз пролила при расставании». Леонид отказался от адреса Людмилы, предложенного её первой подругой. Он сидел с друзьями, пил вино, вёл весёлые разговоры, встревал в разговоры о будущем. И ласково улыбался Весёлкиной, которая призывно улыбалась в ответ, не давая воли словам. Он все эти дни грустного отпуска встречался с друзьями вместе с Мариной. Они старались оба быть радостными, отшучивались от подкалываний Виктора. Но когда оставались одни, то разговоры у них были обо всём, кроме о них самих. Он целовал Марину в щёчки при расставании и был благодарен ей за молчание, так как мог отозваться на её ласку и создать ещё одну безрадостную семью. Но на сердце у него было скверно. И будущее просматривалось только до отъезда в училище.

Курсант второго года обучения Леонид Сугробин светлым воскресным майским днём медленно брёл по набережной канала Грибоедова, разглядывая дворцы прошлых веков, возникающие как в сказках, за каждым изгибом канала. Иногда останавливался и, опираясь на ограждающие решётки, вглядывался в творения безвестных уже архитекторов, выполнивших безудержные фантазии сильных мира того. Было тепло, и бескозырку он нёс в руках. Но дворцы не заполняли его мысли, как и приветливые взгляды встречных девушек, как и всё окружающее в этом прекрасном многоликом городе, где каждый мог найти для себя всё. Было бы желание. Но желаний у Леонида не было. Находясь в центре мегаполиса, он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Безвозвратно потеряв Людмилу, он не сразу осознал всю глубину потери и продолжал старательно учиться, самообразовываться, и исполнять все обязанности курсанта. Земляк и друг Валька Балыбердин чуть не насильно тащил его в круг весёлых развлечений, Но Лёнька своей меланхолией разочаровал всех знакомящихся с ним девушек. Иногда он ощущал себя словно попавшим в будущее, где у него нет уже связей с его, в общем-то, совсем ещё небольшой жизни и окружающим, нет связи с непрерывностью времени, единства взглядов. Он никому не открывался и никто не понимал его внутреннего состояния. И он чувствовал себя как во сне, когда он что-то говорил, но его слова никто не слышал и не понимал. Он иногда чувствовал, что находится не в настоящем, а в каком-то другом измерении и понимал, что потерпел исключительное поражение и то, что его собственное существование подвергается опасности. Леонид понимал, что против него сложились обстоятельства. Но понимал и то, что если бы он учился в обыкновенном гражданском заведении, его «Красная розочка» не затерялась бы от него. И все его детские романтические мечты о море и бесконечных странствиях в поисках открытий и приключений перестроились в эти месяцы в соответствии с реальным, и совсем неромантичным и обыкновенным путём и службой современного моряка.